Михаил Санаров

Если вы думаете, что Дьявол находится где-то там… по другую сторону барьера от Бога, то ошибаетесь. Ад и Рай на Земле, а Бес в каждом из нас. Чем выше мы стоим на лестнице судьбы – тем круче в нас сатанизм. Тропа же дьявола никогда не прерывалась, уж больно много на ней соблазнов, ведущих к неизбежным страданиям. И вырвется ли из объятий порока Христина, главная героиня повести, вам решать…

I

       Пасха выпала поздней, весна же, наоборот, выдалась ранней. Под абрикосами земля была усеяна розовыми лепестками. Белыми кострами благоухали цветущие вишни. В церковном сквере первой зеленью нарядились березы и кружило голову от запаха черемухи. В траве, благоустраиваясь на лето, копошились насекомые. И дрозды, ласточки, воробьи и прочие пернатые тоже занимались своими делами. У всей фауны приятные заботы преобразующейся природы. Неизменными оставались вечнозеленые шаровидные омелы и, как бы застеснявшись зимней неувядаемости, маскировались в буйно распускающейся листве ветвистых тополей.

Семинарист-выпускник и певчая клироса вступали в брак сразу после праздника Христова воскресения. Венчал молодых шестидесятилетний отец Иоаким, духовник невесты. На массивном теле настоятеля храма саккос, на седовласой голове митра, недавно пожалованная архиереем. Типаж священнослужителя завершает окладистая борода. Низкий голос митрофорного над расписным сводом звучит возвышенно:

– В Священном Писании сказано: «И сотворил Бог человека, по образу Божию сотворил его, мужа и жену сотворил их. И благословил их Бог, глаголя: растите и множитися, и наполняйте землю». Господь наш Иисус Христос подтвердил закон супружества: «Оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей, и будут двое – одна плоть». Брачный союз получил в церкви Христовой особенное, высшее освящение. Святой апостол Павел, повторив слова спасителя, прибавил: «Тайна сия велика…». Таинство брачного союза основывается на любви, как говорил в своей проповеди Иоанн Кронштадтский: «Любовь –  великая сила: она и немощного делает сильным, и малого – великим, и незначительного – почтенным, и прежде незнакомого и чужого делает скоро близким и знаемым, и любезным. Таково свойство любви чистой, Евангельской». Ваш союз не только внешний, телесный, но прежде всего – духовный: союз двух сердец, двух душ, двух жизней в одну жизнь, чтобы она была полнее, богаче, лучше, чтобы вы успешнее трудились для своего духовного усовершенствования, счастья на земле и спасения на небе. В таинстве брака освящается благословенное рождение и христианское воспитание детей для умножения Царства Божиего. От всего сердца желаю вам, чтобы трудясь, вы любили, заботились друг о друге, о своих будущих детях, чтобы они почитали вас!!!

Сухопарый отец Филарет, лет на пять постарше митрофорного, одетый по-будничному в подрясник, тоже произнес напутствие:

– С этою любовию, каковую сегодня читаем на ваших счастливых лицах, мы с матушкой желаем вам дожить до самых преклонных лет и войти с нею в обитель Отца Небесного. Мужайтесь, боритесь, не поддавайтесь соблазнам и искушениям мира, поступайте по заповедям Господним. В одной из них Иисус так говорил юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, следуй за Мною».

Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение.

Иисус же сказал ученикам своим: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели войти богатому в Царство Божие… Душа больше пищи, и тело – одежды…

– Филя, как всегда, в своем репертуаре… – прикрывшись веером, отпустила на ухо жениху реплику невеста.

После того как семинарский хор спел молодым «Многае лета», публика перебралась в кафе.

Домна – невеста, засидевшаяся, в свои реальные 27 лет (и 24 года по паспорту), имела те же формы, которые приобрела певица Людмила Зыкина на пятом десятке лет. Однако свадебное платье с малым количеством рюшек (только вокруг шеи, на рукавах и на подоле юбки) и фата с вуалью выгодно делают ее вполне привлекательной. Жених – «самовар» под стать ей: такое же упитанное круглое лицо, невидимые брови, под круглыми глазами мешки (а если всмотреться, то это темные пятна). Однако новенький с атласным воротом костюм придает ему солидность купца начала прошлого века.

Независимо будний день или праздничный вечер всегда в любом собрании находится притягательная утеха, а попросту на кого бы попялить глаза. На свадьбе всеобщее внимание приковывала к себе девица в красном лет восемнадцати (про коих говорят «ноги от ушей»). В сверхкороткой юбке и топике, мало отличающемся от бюстгальтера, юная дама червь у парней нарасхват. После каждого танца она спешит к невесте и о чем-то шепчется.

Большинство гостей преподаватели семинарии, учащиеся, священнослужители, родственники виновников торжества.

Лучшая подружка брачующейся Нинель, что в вечернем платье с глубоким декольте, работает в епархии. Она с мужем, но танцует больше с другими. Петр возмущается  про себя, как это его благоверная позволяет кавалерам облапывать себя за ягодицы:

«Словно последняя шлюха, неужели не понимает, что это пошло…».

«Ну-у, вот и выскочила… и обвенчалась…» – торжествует Домна в душе, что достигла заветной цели, отгоняя подальше от совести небогоугодное мероприятие, так как будущему священнику не положено брать в жены недевственницу. Виновник порчи невесты, отец Иоаким, брачующуюся совратил еще несовершеннолетней, когда та прислуживала у них с попадьей по дому. Первый раз малолетка соблазнилась за золотые сережки, а потом уже на живые денежки батюшку раскручивала. Домна отмечает, что отец Иоаким постарел, уже не танцует, но гормоны еще играют: проходя с кадилом мимо клироса, возьмет и запустит свою похотливую ручонку какой-либо певчей под юбку…

То, что по надежно спрятанному «Свидетельству о рождении» брачующейся на три года больше, Домна за грех вовсе не считает – так, мелкая неточность, которую провернула знакомая паспортистка. Так что она не на пять лет старше своего избранника, а всего на каких-то жалких два года:

«Все равно бы женился… без меня у него нет карьеры…».

По домам гостей развозят семинарским транспортом. Остаются самые близкие. Нинель Домна с племянницей собирают со столов оставшиеся мясные блюда, салаты, фрукты, недопитое спиртное.

– Что это за девица, которая все шепталась с тобой? – осведомилась у невесты Нинель.

– Да так, дальняя родственница… сама напросилась… Подбегала спрашивала: с кем это она танцевала…  все ей не везло с семинаристами, то целибат, то монашек пригласит. Потом епархиальные шофера привязались. Им она один и тот же вопрос задавала: «Сколько получаешь? я замуж хочу!» Я чуть не подавилась, когда ей водила владыкиного мерса гордо ответил: «Десять тысяч!» Она так возмутилась: «Я и за 15 в миру себя выдам!»

– Ничто так не украшает женщину, как правильно подобранный мужчина, – резюмировала маленького росточка певчая, невестина племянница, – стать попадьей – это круто!

Разговор заходит о некогда певчей клироса.

– Вот тебе и Христина, стала девочкой по вызову – проституткой, – возмущенно проговорила Нинель, – куда и вся набожность делась… Я недавно встретилась с ней на рынке и здороваться не стала…

– Не она первая развелась с мужем-наркошей, – подхватила Домна, – другие как-то приспосабливаются, матери, свекрови, бабушки помогают, присматривают за детьми… Если все разведенки пойдут по такому пути, мы тогда вообще будем выглядеть белыми воронами…

– У них там сплошной содом, – заметила племянница невесты, –  ее бывший супруг сейчас сожительствует тоже с путаной… вместе наркоманят…

– У моей сестры знакомая этим же ремеслом зарабатывает на жизнь, – вступил в разговор Петр. – Так она, прежде чем стать проституткой, от безвыходности пыталась покончить жизнь самоубийством…

– Тут дело в другом: в одной и той же ситуации из десяти женщин только одна выбирает панель, а все потому, что там легкие деньги… Раздвигать ноги много ума не надо… – возразил новоиспеченный муж, сознавая, что это вряд ли относится к Христине. Услышанное о ней шокировало. Священники, семинаристы просто засматривались на красавицу-блондинку с клироса. Грезил и он о ней по ночам: «Статная, строгая и такая легкая походка, загадочная, манящая, как Афродита, и не подающая никому повода, с невысокими вокальными данными и ласкающим слух бархатным голоском… Если и есть Творец, то в ее сотворении без него не обошлось…».

Когда семинарист узнал о разводе певчей с мужем, на лекциях только о ней и думал. Выследил, с какой она остановки домой уезжает. Собрался с духом, через квартал от кафедрального храма догнал желанную. Спотыкался, заикался, голос дрожал, мямлил: «Жи-и-ть не мо-о-гу…» – вместо решительного: «Стань моей женой!» Но для верующей без брачных уз вступать в связь с мужчиной было делом недопустимым.

«И кому она нужна, детная…» – попытался вычеркнуть Христину из сердца расчетливый семинарист, женитьба на нецеломудренной да еще разведенной женщине поставила бы крест на карьере священнослужителя. А тут и Домна на него глаз положила: «Тоже не девственница, но, как говорится, Бог свечки не держал…».

Но не вычеркнул он красавицу из головы, известие, порочащее ее, разбудило вновь желание:

«То, что Христинка стала путаной, даже на руку…».

II

       Учебу женившийся семинарист окончил с красным дипломом, с именем Вениамин рукоположился в дьякона. Брак тоже оказался успешным для карьеры, вскоре не без протеже духовника жены отца Иоакима был возведен в чин иерея и направлен священником в его же благочиние. Хотя станица не весьма большая, зато священнослужитель он один, ни с кем не надо делиться доходом. А главное, служба рядом с епархиальным городом. Певчие церковного хора (в основном бабульки) пели бесплатно, довольствовались продуктами, приносимыми в церковь прихожанами. Местный колхоз (став в перестройку акционерным обществом) был убыточным хозяйством, но все же батюшке подбрасывал овощи, муку, сахар, жиры, крупы. Станичные бизнесмены считали кентавать с батьком нужняком, охотно освещали офисы, жилье, торговые точки и за другие требы расплачивались тоже живыми денежками. А собственник придорожного кафе презентовал легковой автомобиль. Простенькая «Ока» на первых порах здорово выручала. Каков поп, таков и приход. Предприимчивости отцу Вениамину не занимать. Он и в городе по пути в епархию обе стороны дороги сделал своей вотчиной: в автошколе освящал выпускающиеся группы водителей на езду без аварий, рынкам желал крутую аренду, аптекам кадил и опрыскивал на круглосуточное посещение, для пользы дела делился доходом с директорами. Уже к концу первого года службы приобрел иномарку, полноприводный джип. А после второго года своей пасторской деятельности прикупил в городе земельный участочек и заложил фундамент коттеджа. Тут-то и пришла ему в голову идея под видом благотворительных дел использовать бесплатно рабочую силу. Сначала открыл реабилитационный центр для освободившихся из заключения бывших зэков. Потом за баланду и ночлег на стройке прибавились бомжи. Постельное белье им выдавалось в случаях, когда телевизионщики снимали благие дела батюшки. Не обошлось и без курьеза. У одного нищего умерла мать, и он попросил священника отслужить погребение, за что Домна содрала с горемыки по полной стоимости. После похорон родительницы нищий сорвал с себя крест и швырнул его в лицо попу. На дармовых харчах поп с попадьей словно соревновались животами. Из-за этого стало непросто заниматься сексом, что не сказалось на рождении еще одной дочери.

С увеличением дохода у отца Вениамина возрастали и мирские потребности. Пресыщенность брачными узами требовала разнообразия, новых впечатлений. И он в который раз подвергал ревизии моральные устои: «Мир настолько разнолик. В исламе многоженство норма, у африканцев существуют клубные браки: муж имеет несколько жен и супруга, в свою очередь, не одного мужа. У аборигенов тем паче, родобрачие: приехал чукча в другой род – все женщины его жены! И для женщин в этом роду все мужчины – мужья! В Европе стали разрешать вообще однополые браки… Жизнь не стоит на месте, развивается, трансформируется… На человека столько нагружается отягощающего: работа, обязанности, воспитание детей, забота о ком-то, преодоление разных препятствий и тому подобное. Наслаждение – такая же необходимость, и в достижении этого человек должен быть свободен…».

Он уже не раз вспоминал Христину, мечтая заиметь ее как содержанку, стал посещать салоны интимных услуг, но желанную блондинку пока не встретил, отчего особо не расстраивался: «Рано или поздно найду…». А пока плотское удовлетворение в борделях было спортивным интересом. Хотя не все при этом устраивало – проститутки не целовались. И он с сожалением вспоминал есенинское воспевание лобзаний: «Красной розой поцелуи веют, лепестками тая на губах…». Не давал и полного наслаждения секс с резинкой. Лучшего варианта, нежели содержанка, ему не виделось.

Домна догадывалась, что ее «батек» верности не блюдет: «Да чего уж там, и сама грешна, вышла замуж за будущего священника нецеломудренной.  А то, что козлобороденький изменяет,  Боженька простит… Главное, чтобы деньги в семью давал…». Она и сама гульнула бы: «Да кто позарится на меня, раскоровевшую-то…».

III

       На звонок в дверь из квартиры вышли три пацана. Рыжий и высокий с чувством бывалого выбрал из трех девиц одну и подал водителю тремя купюрами 1200 рублей.

– Чувачок в той комнате, – показал он рукой на дверь прямо по коридору, – сделай, Барби, из него секс-героя, – и вместе с другими приятелями покинул подъезд.

– Белобрысого и прыщавого клиента Христина застала с побледневшим лицом, забившимся на диване в самом углу комнаты

«Девственник…» – определила она, обдумывая, каким образом повести себя, чтобы перворазник приобрел уверенность.

– Ба! да у вас тут был целый пир, – кивнула она на стол с закусками и спиртным. – Угощай даму шампанским!..

Белобрысый, спотыкаясь, подошел к столу и трясущимися руками налил шипящий напиток в два фужера.

– На брудершафт пил?

– У-у-ме-е-ю…

– А теперь даму положено поцеловать, – подставила она сначала щеку, затем шею.

Осмелевший парень потянулся слюнявым ртом к ее губам, но Христина ловко увернулась.

– Лучше сюда, – показала на обнаженную грудь…

После первого испытанного оргазма прыщавый принялся упрашивать проститутку выйти за него замуж…

Водитель «волжанки» принял по мобильнику команду хозяйки привезти девчонок на собственную территорию – так это называется, когда клиент обслуживается в салоне. Дорога в офис пролегала через юго-восточный микрорайон. Это место Христина всегда вспоминала с содроганием. Года два с половиной назад она оказалась выбранной здесь на целую ночь чеченцем. Получив за девочку деньги, водитель, как и полагается, осмотрел съемную квартиру. Клиент был один. Но через полчаса появились еще четверо кавказцев. Все они оказались боевиками.

«Звери, а не люди!» – вспомнила она, какое садистское насилие тогда перенесла. Когда бросилась к стене постучать в соседнюю квартиру, было единственное желание: спровоцировать, чтобы больше не мучили, быстрее б убили. Отморозки пригрозили жизнью детей и назвали адрес их проживания. Кто-то из своих девок-конкуренток навел.

В офисе в молодом толстяке с редкой бородкой Христина узнала мужа Домны. Его выбор пал на нее.

– Грешить со священнослужителем не буду!

– А тебя никто не спрашивает! – резко бросила усатая хозяйка притона. – Видите ли, она овца непорочная!..

– Сие грехопадение я лично пред Господом замолю… – приблизившись к блондинке, попытался обнять ее клиент, но получил в ответ удар в живот локтем.

Разъяренная хозяйка борделя пригрозила:

– Уволю к е…. ……!

– Да хоть сейчас! Как будто в городе нет других мамок или сутенеров….

Покидая вертеп, упырь в гневе чуть не сшиб поднимающегося по лестнице семинариста-заочника – пастыря из соседней епархии.

«Паршивка засветила!.. Святостью схитрила… – негодуя и из-за этого не вникая в суть исповедовавшихся прихожан, отец Вениамин произносил всем одни и те же слова: «Бог поможет!», что означало: «Пошел или пошла к черту!»

IV

       Отец Вениамин по мобильному телефону сообщил жене, что задержится в городе: благочинный собирает настоятелей согласовать цены на проводимые службы и требы.

– Какого же … только сейчас сообщаешь!.. – выскочила из-за стола возмущенная попадья.

– Сам недавно узнал…

Домна (которую и палкой не загнать на моление) надела поверх халата дубленку, выхватила из ящика серванта ключи от машины и было понеслась на улицу в комнатных тапочках. Опомнившись, натянула на ноги сапоги из натуральной кожи (чьи голенища полностью на располневших икрах уже не застегивались). Двухцентнеровая матушка едва втиснулась в тесную «Оку». Машина просела на левый бок, и она переместилась на половину правого сиденья.

«Без меня отец Филарет со своей притырочной матушкой Ириной такого наколобродят… – жала педаль газа до пола попадья. – Только не опоздать… я вам такую бурю в пустыне устрою!..»

На дубах, кленах, ясенях снега не осталось и деревья над тающим белым покровом чернели броско, с особым контрастом выделяли позолоченные купола и маковки храма с часовней. Но заметнее бросались в глаза зеленые шары омелой в голых кронах тополей. Отец Вениамин невольно засмотрелся на сосущие влагу кусты. На их церковном подворье стоит еще раскидистее тополь-осокрь и тоже с такими наростами. Собственно, они помогли когда-то ему с выбором Божией стези. Почти до девятого класса не мог определиться с выбором профессии. В моде были всякие ясновидящие, экстрасенсы, но он своим прагматичным умом оценивал, что это все недолговечно, и ему хотелось чего-то устойчивого, традиционного. Он увлекался немного ботаникой с биологией. Замечая на голых  деревьях зеленые образования, заинтересовался ими, больше дивился: ни корней, уходящих в землю, сосут себе из опекунов своих готовый сок и не увядают. Когда родители освящали дом, подросток сравнил службу священника с омелой: «Не надо тебе что-то за чертежным кульманом выдумывать, стоять у станка или копать экскаватором. Нужно просто, чтобы заработанные деньги другими отмолили тебе…». Но абы кого в семинарию не принимали, в основном брали детей священников или близких им людей. Пришлось проявить настойчивость, молодой человек сначала стал послушником при церкви, прислуживал за рекомендацию пономарем, потом пел на клиросе. Помогли хорошие знания, незаурядный голос, подкрепленный музыкальным слухом…

В коридоре перед входом в трапезную отца Вениамина поджидал священник, служивший в самом городе.

– Ты зачем залез в мои небеса? Обложил освящениями автошколу… – с ходу напал тот.

–  Мне кажется, небо Божие, – попытался открутиться отец Вениамин.

– Ты это не пи…! Скажи еще, что Господу так угодно…

– Да ради Бога, отец Василий, просто ниша была свободна… какие теперь могут быть баловства с освящениями-то…

Благочинный отец Иоаким был единственный из всех в церковном облачении. Потертая скуфейка на голове, жирные усы, неподровненная бородища, мясистые губы и ряса с выпирающим брюхом делали его похожим на Карабаса-Барабаса. Когда в трапезной за столами собрались все настоятели, он проверил, нет ли лишних ушей на кухне. Начал согласование:

– Светские уже не раз повышали цены на товары и услуги, да и в некоторых благочиниях тоже пересмотрели стоимость церковных услуг…

– В меньшую сторону? – спросила жена отца Филарета, женщина лет пятидесяти.

– Матушка Ирина, ты словно с луны свалилась, – укорил благочинный, – кризис ведь, рубль падает – доллар с евро растут…

– Это сущая отговорка, – вступил в диалог отец Филарет, – за границей все настолько подешевело, что, по моим прикидкам, у нас и на импорт цены не должны бы были подскочить…

– Мы страна неадекватная, – подчеркнул с раздражением благочинный, – церкви тоже приходится следовать за уродствами рынка…

– Да не за уродством надобно гнаться, – возразил отец Филарет, – а держаться святости…

В этот момент в трапезную ввалилась вся запыхавшаяся и раскрасневшаяся Домна. Тучно опустилась на стул у края стола, рядом с благочинным. Расстегнув дубленку, развела ноги в стороны, чтобы коленки не давили на живот.

– Начнемте с погребения, – продолжил отец Иоаким, – на месте в церкви у нас это стоило 50 рублей и 500 на дому… у кого какие предложения?

– Давайте сделаем 65 и 700, – предложил рослый отец Василий.

– Я бы оставил по-прежнему… – высказался отец Филарет, – у людей доходы упали…

– Это как по-прежнему?! – взорвалась Домна. – От этого сейчас будет основной доход…

– Выкопать могилу дороже стоит, – сказал отец Вениамин, – и почему духовное должно быть дешевле физического?!

– Вот именно, – поддакнул благочинный, – чтобы копать, учиться не надо в семинарии или, как я, в академии… пиши, матушка Антонина, – кивнул он жене, – 100 и 800.

Мы как-то вообще не рассматривали освещение автотранспорта, берем кто во что горазд… твое предложение матушка, Ирина?

– Ну-у, рублей четыреста…

Под Домной чуть стул не поломался, она с гневом уперла свой взгляд в лицо говорившей.

– Это только предварительная цена… – в испуге сжалась матушка Ирина, от чего ее щуплая фигурка приняла вид суслика, попавшего в лапы хищника.

– С автомашин надо брать не меньше штуки, – определил отец Вениамин, – их освящают в основном бизнесмены…

– Освящение жилья у нас стоило 600 рублей, давайте сделаем 800…– повысил цену благочинный.

– Ну и пусть мало освящают, кто надумает – заплатит! – утвердительно поддержала Домна, – в дальнейшем  надо брать с квадратуры… с земельных участков плата дополнительная… Она было закрыла рот, но тут вспомнила еще одно обстоятельство: – При теперешнем кризисе столько разрушится семей… надо бы установить таксу за развенчание…

По окончании согласования благочинный предупредил:

– Отец Филарет, не додумайся вывесить на стене цены! Кому что нужно пусть узнают в свечном  ящике…

– А гласность?..

– Горбачева уже давно нет у власти, и Союза не стало, а ты все с этой гласностью как со ступой… – возмутился отец Иоаким. – Зачем шокировать народ. Какой-либо прихожанин увидит цену в 5 тысяч рублей за венчание, которому это абсолютно не надобно, и пойдет поносить: «Попы три шкуры дерут!..»

Когда отец Филарет и матушка Ирина ушли на автобусную остановку, один из священников бросил  им вслед:

– Считай жизнь прожили, а читать Библию между строк так и не научились.

– Пора отправлять на покой, – сказал отец Василий.

– Это правильно, – поддержал отец Вениамин, – церковью должны править люди прогрессивные…

– Не все так просто… – возразил благочинный. – Этот чудотворец в своем приходе такую богодельню развел: там и сиротский приют, бывших зэков и бомжей пригрел. Они часовню строят, так он им зарплату платит, а себе велосипед не может купить…

– Короче, для полного мирового счастья остается только наладить контролируемую случку кроликов… – сыронизировал отец Василий.

– Так что не очень-то просто передать церковь в другие руки… – озадаченно проговорил благочинный.

– Да чего тут голову ломать, – вступила в разговор Домна, – какое-то время для проведения служб посылать разных священников. Когда там весь сброд разбежится, тогда и назначить настоятеля…

Домой отец Вениамин намеревался возвратиться на джипе, но Домна переиграла ситуацию, показав на крону тополя:

– Омелия ты мой, в кризис перед людьми не надо выделяться, поездишь пока на «Оке»… Чуть прикроет зады чернь перекатная, тогда на тебя и в иномарке никто не станет тыкать…

V

       Петр – муж Нинели – из-за экономического кризиса остался без работы. Если быть точным, как и многих работников их фирмы, его тоже отправили в неоплачиваемый отпуск. Ждать у моря погоды он не стал. Уволился в надежде подыскать любое занятие, где бы исправно и прилично платили. Сначала жена его упрекала в малозначимости, а потом, устраивая ежедневные скандалы, приводила в пример своих благополучных знакомых:

– К нам матушки в епархию приезжают, все разодетые, жизнерадостные. Вон Домна за отцом Вениамином как за каменной стеной…

– На Руси издревле вольготно живется коту и попу… Сама знаешь, не сижу – ищу работу…

– Делаешь вид… Кто ищет, тот находит, а ты уже три месяца сидишь на моих харчах, что бы делали, если б не приносила с канона сумки…

– Не работаю я всего полтора месяца, и мне идет пособие по безработице… Устраиваешь скандалы, а еще верующая называется… Вспомни Нагорную проповедь Иисуса Христа: «Не заботьтесь и не говорите «что нам есть?» или: «что пить?» или «во что одеться?» Потому что всего этого ищут язычники и потому что Отец ваш небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды его, и это же приложится вам».

– И где сие приложение?.. – бросила жена. – Это было произнесено, когда Иисус находился на земле и был Сыном Человеческим, а сейчас он на небесах и Сын Божий…

В субботу Нинель поехала к Домне. В доме священника она застала мужчину средних лет, одетого в кожаную куртку и кожаные брюки, который привез контрафакт . Отец Вениамин в прихожей одни картонные коробки ставил на стулья, другие возвращал поставщику:

– Всех свечек и книжек, Армен, я взять не смогу, еще надо епархиальный товар распродать, и так на меня косо смотрят, что очень долго лежит…

– Слюшай, бать, в предгорненском монастыре какой-то икона замироточил, мне игуменья три литра этой целебной слеза продал. В нынешнем кризисе помогает с устройством на работу…

– Явный лохотрон… пойдут возмущения… – насторожился отец Вениамин.

– Когда потоп подлодка «Курск», о спасении людей молился целый архиерейский собор во главе с патриархом, а спасения не произошло, и никто не роптал… Наоборот, там часовню построили или даже церковь – от покойников доход пошел… Лучше говорить, что такой средство помогает не потерять работ… и только с усердной молитв…

– Отстань, Армен, Петр I в свое время по такому лжетворству пригрозил: «Если в церквях еще будут мироточить иконы, то у попов жопы заплачут кровью…» – смекнул отец Вениамин, что сию лажу и сам провернет.

После возвращения отца Вениамина с вечерней службы, помолясь, сели ужинать. Посплетничать об епархиальных делах мешали дети, и Домна включила в другой комнате им дивидиплеер, не проверив вставленного в него диска с небожественной эволюцией происхождения жизни на Земле. Прикрыла за собой дверь. Вскоре из той комнаты послышалсь звонкие голоса дочурок:

– Вначале появились обезьяны, а потом только люди… – стояла на своем шестилетняя Настюша.

– Нет, первей человеков произошли мамонты… – настаивала четырехлетняя Полинка.

Испуганно глянув на гостью, отец Вениамин буквально вскочил в комнату к детям, вырвав из розетки вилку, произвел некорректное выключение видика. Громко объяснил:

– Вначале господь Бог сотворил животный мир, потом человека для владычества над рыбами, птицами, зверями… А теперь помолились и быстренько в постель…

Вернувшись снова за стол, поп укоризненно посмотрел на попадью:

– Мать, ты своей безалаберностью когда-нибудь меня подведешь под монастырь…

– А правда, бать, – озорно подмигнула Домна Нинели, – кто вперед появился: мамонты или человекоподобные?

Прикрыв рот ладонью, священнослужитель прошептал:

– А пес его знает…

Как водится, разговор продолжился не о пасторском  подвижничестве, а о том, кто из попов не в меру заворовался, не видя бревна в собственном глазу, осудили бывшего иеромонаха, теперь расстригу, родившего в разврате с молодой псаломщицей ребенка. Досталось и новому епархиальному секретарю: лютует, требует ему подносить деньгами чуть ли не столько же, сколько и владыке… (Пусть простят меня церковные отцы, но все на свете повторимо: и «Священный вертеп» и Баркова попов изображенье).

– Что там за история в епархии с отцом Филаретом? – поинтересовался хозяин дома у гостьи.

– Поступило нам несколько книг какого-то архимандрита из соседней епархии. Их, как полагается, распределили по приходам. Филе тоже дали определенное количество продать, а он через некоторое время их вернул. Говорит, там ничего божественного – сплошная халтура…

– То, что сплошная халтура, это факт, – согласился отец Вениамин, – только зачем устраивать бурю, покупают же…

– А то ты не знаешь Филю с его притырочной матушкой Ириной… – бросила Домна. Насадив на вилку целую отбивную котлету, она осведомилась: – Говорят, нашего архи-ерея ограбили?

– По слухам, прислуги около миллиона долларов унесли.

– Всего-то… – отпустил реплику отец Вениамин.

– Тут интереснее другое: когда прибыли оперативники, по всей опочивальне владыки валялись порножурналы…

– Так он же старый… – удивилась Домна.

– Так там с журналами еще были разбросаны таблетки «виагра», – пояснила гостья и спросила: – Как тут у вас паства – доброжелательная, батюшку любят?

– В основном да, – ответил отец Вениамин, – но, как говорится, в семье не без урода…

– Есть тут заглядывающие в рот баламуты, – пояснила Домна, – зайдешь в магазин, а они уже отоварились, но не уходят, секут исподлобья, что покупаем… особенно коммуняки недодохшие…

– Ну, а посещаемость храма достаточная?

– Как и везде — тупо-просветленная старушня. На Рождество, Пасху молодежи много приходит потусоваться… – пояснила Домна. Спросила: – Как там твой – никуда не устроился?

– Три месяца где-то ходит по городу и все безтолку… обрекает семью на нужду… для отмазки цитирует Нагорную проповедь…

Отец Вениамин прокомментировал:

– Прежде всего заповеди Иисуса Христа касались его учеников… Авраам имел почти четыреста рабов и рабынь, множество золота; однако это не помешало ему приобрести имя друга Божиего…

–  А ты перестань спать с ним бесплатно, – посоветовала Домна, – Обеспечит семью материально, так и на потолке раскорячься… Церковь тоже не в космосе, всемирный кризис и нас не обошел стороной, теперь мало кто балуется с освещением офисов, домов и прочей ерунды, приходится выкручиваться, подымать цены на требы, на свечки, на книжки… Вот открыли на кладбище ритуальный магазин, продаем теперь гробы, памятники, венки, всю остальную ерунду… пусть и твой вывернется наизнанку. Как там, в Евангелии от Матфея: «Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они насытятся» – процитировала попадья с выгодным ей пропуском.

Вспомнили и бывшую певчую клироса Христину. В свое время она заставила Домну поволноваться. Будущий муж, тогда семинарист, так вздыхал по красавице-блондинке и не обращал никакого внимания на толстушку, тоже певчую клироса. Та проходу не давала, и все тщетно. Пришлось подключить Нинель, сводница устроила им встречу, да и оставила девственника с толстушкой ночевать у себя в квартире. Заканчивающему учебу семинаристу нужно было определяться с избранной стезей: или постричься в монахи (что никак не прельщало), или жениться (холостяков в священники не рукополагают). И Домна довела дело до свадьбы, мол, забеременела и делать аборта не будет. На деле зачала, когда подали заявление в ЗАГС. И теперь ей в присутствии мужа хотелось услышать как можно больше порочного о тварюжной Христине.

– Да как-то не встречалась… они, потаскухи, по ночам торгуют собой, днями, как крысы, отсыпаются…

– Сифилятницы, спидоноски… – бросала укоризненные взгляды матушка на покрасневшего отца Вениамина, подбирала самые грубые выражения в надежде вызвать у мужа отвращение к падшей, всем своим нутром призывала подругу стать союзницей в бичевании. Сумки с продуктами, приготовленные для гостьи, подкрепили такой союз. Осведомительница епархиальной подноготной не скупилась на грубость:

– Приличный мужчина сроду не позарится на продажную тварь… Представляю, какая она сейчас: испитая, обсосанная, обкуренная… истрепанная мочалка…

«Да вы и в юности так не выглядели, как она сейчас и тоже дважды родившая… – отец Вениамин-то уж знал истинное положение, – сто пудов, обходится без фитнеса и всяких диет… просто у нее конституция такая…».

Подчеркивая свое приличие, он не изменил прежним заключениям, что только самые безнравственные женщины идут на панель, идут ради легкого заработка, где не надо много ума… Угроза венерологического заражения, конечно, существовала, но не более чем от любовного приключения не за деньги. Секс с резинкой безопаснее.

«Но на этом можно сыграть… расквитаться с Христиной за тот отказ… да еще локтем всадила в брюхо…», – пульсировало в отдаленном закоулке его мозга.

В первом часу ночи Домна разбудила Нинель:

– Пойдем, подружка, потрапезничаем, – переваливаясь с одного бока на другой, попадья вошла в кухню. – Хоть и говорят, что на сон есть вредно, а ничего с этим сделать не могу. Так захочется среди ночи перекусить – хоть вой…

Окончательно проснувшаяся гостья критически посмотрела на товарку, которая резала ветчину, сервелат, сыр… Казалось на стуле сидит не женщина, а гора мяса в цветастой ночнушке. Выпирающий за коленки животище создавал впечатление, будто ноги у нее отсутствуют. Но они появились (казалось, одинаковые что в длину, что в ширину), когда она встала, чтобы поднять упавший на пол кусок хлеба. Гостья хотела было помочь, но Домна опередила, используя свое изобретение, состоящее из деревянной палочки с иглой и крючком на конце:

– Когда что-либо надо поднять с пола, я использую приспособки, такие во всех комнатах имеются, муж тоже мой опыт перенял…

Возвращаясь утром домой. Нинель в целом была довольна поездкой. Что дадут ей денег, не рассчитывала, считала толстунов жадными. Однако три большие сумки с продуктами не могли не радовать, правда, часть сала придется выбросить из-за несвежести, а копченую колбасу по той же причине надо будет протереть уксусом. Подобные вояжи она совершала раз в квартал. Осенью Домна сама привозила на дом мешки картошки, муку, сахар…

«Не сведи я их, одному не стать священником, а другой матушкой…» – оправдывала ренту Нинель, а чтобы она стала пожизненной, держала провинциалов в курсе епархиальной жизни. Работая в канцелярии, делала все, чтобы в церковь к отцу Вениамину из выпускников-семинаристов никто не был направлен вторым священником, предупреждала их о предстоящих проверках…

Петру в этот день повезло. На так называемой бирже (где собираются безработные) ему под самый вечер подвернулась щабашка, и он допоздна разгружал по магазинам машину с ликеркой. Вернувшись домой, он застал Нинель в постели, она смотрела телевизор. Приняв ванну, Петр тоже отправился в спальню. Но жена заявила:

– Бесплатно с тобой спать не буду… стели себе в зале…

– Я сегодня заработал пятихатку, – сообщил он.

– Да-а, великая сумма… Ладно, сегодня пущу… Только деньги вперед!

Достав в прихожей из кармана куртки пятьсот рублей, Петр вернулся в спальню, порвав купюру, швырнул в лицо жены, стремительно выскочил из комнаты.

Денег на такси у него уже не было. Шел к матери пешком по ночному городу. В последнее время его стало донимать сердце: подавливало, покалывало. В этот раз он почувствовал, что оно билось то очень часто, то вдруг совсем замирало. Скандал с женой еще больше спровоцировал обострение.

«Церковница называется… все они там лицемеры, фарисеи…».

Сознание он потерял прямо в квартире матери. Как его доставили в больницу, не помнил. Очнулся от приступа инфаркта только на третий день.

VI

      «… Проститутка, а туда же, в святоши, грешить со священнослужителем не буду… Как пить дать, отвергла из-за внешнего вида…» – не дает покоя отцу Вениамину Христинина непокорность. Тут и там в глаза бросаются глянцевые красотки глянцевых реклам. Он готов был отомстить и самому Творцу за то, что одни изящные, а другие раскоровевшие, козлобородые. Из окна кабины полноприводного поп  заметил уличный таксофон. Зародившаяся мысль отмщения строптивой тут же нашла окончательное решение. Он купил телефонную карту и, доехав до очередного таксофона, набрал номер борделя.

– До каких пор ваши шлюхи во время вызовов будут болтать по мобильникам?.. Конкретно?.. Конкретно это касается Христины – вообще не оторвать от трубки, – делано возмутился служитель бога. – И еще научите ее надевать гандоны, чтобы они потом не рвались, или отрубите этой разносчице заразы пальцы! Лишая «мамку» всяких уточнений, поп быстро повесил трубку.

«Да не может такого быть, чтобы какую-то несчастную проститутку не принудить стать содержанкой… – стал зреть в голове отца Вениамина новый план. – Женщины любят настойчивых, решительных… Бывает, поначалу матерого преступника отвергнут, а потом, сопротивляясь, подчиняются его воле и готовы с ним идти на казнь…».

В продажном мире при современных информационных технологиях состоятельному субъекту найти интимное удовлетворение не составляет проблемы. Чего стоит один лишь Интернет. В каких только позах не выставляют себя на обозрение кандидатки в содержанки. Свежих, молоденьких пруд пруди. Отец Вениамин задавался вопросом, почему он зациклился именно на несчастной Христине. И собственное же эго отвечало, что он всего достигает: не застрял в дьяконах, преуспел материально, приукрасил себя в глазах прихожан, чтобы далее добиться благочиния, митры, надо постоянно пребывать в победоносном духе, быть танком:

«Вон Ельцин, Кравчук, Шушкевич, коронуя себя, не пожалели единого государства, народов в нем – просатанили таким адом по человеческим судьбам…».

Не давало покоя униженное честолюбие какой-то падшей, да еще под ухмылки потаскух (без интеллекта на лицах и с татуировками на теле). Его эго требовало наслаждения реваншем.

За час до сбора девчонок Ирма привела в порядок офис (съемную пятикомнатную квартиру), где и сама жила. Когда-то она в 33 года тоже начинала с панели. Но хватило ее ненадолго. Уже через пару лет от бессонных ночей, чрезмерного спиртного и частого курения превратилась в настоящую мочалку и перестала у клиентов котироваться. Интимная стезя не отпускала. Секс, как и пища, во все времена в особом спросе. Сей бизнес прост и прибылен, но чтобы им владеть, требуется иметь панцирь броненосца, лисью изворотливость, змеиную затаенность и львиную хватку, и такие качества она ощущала в себе. Как-то «мамка», у которой работала, уехала на похороны отца в другой город и временно передала ей бордель, с которым подменщица не захотела расстаться. После возвращения хозяйки Ирма дала в милиции на нее показание, пообещала коррупционерам больший навар. Когда ту посадили, прибрала салон к своим рукам. И теперь, к сорока годам, словно на дрожжах распухла: ни талии, ни стройных ног, ни узких плеч – хоть выводи на борцовский помост. А побороться пришлось: было время, когда интимуслуги не могли поделить бандиты с ментами и их, «мамок», одни сажали в КПЗ, другие приковывали в лесу, кишащем комарами. От подобных передряг она погрубела не только голосом, но и в манерах, поступках, была беспощадной с «живым товаром». Потеряв всякое человеческое обаяние, сама стала пользоваться услугами жиголо.

Вскоре в офисе появился маленького росточка мужчина в синих джинсах и замшевой куртке с короткой прилизанной прической.

– Прошу, господин майор! – показала Ирма милиционеру на диван.

– Как делишки? – спросил служивый.

– Плохо. Что раньше за ночь зарабатывала одна девчонка, теперь все вместе еле-еле натрахивают…

– И тем не менее цены на стольник подняла, – заметил посетитель.

– А что оставалось делать, все кругом повышают… я ж не белая ворона, следую за рынком. У меня некоторые девки после ночных траходромов летают в церковь замаливать грехи, так и богадельня подняла стоимость своих услуг… живем-то в е… стране, если на Западе товар дешевеет, у нас, наоборот, дорожает…

– Вот, собственно, и я по этому поводу… наша крыша тоже дороже становится…

– У меня более доходное предложение, – дымя сигаретой, принялась «мамка» истолковывать суть дела: – Я вам буду сообщать маршруты и номера машин с возвращающимися утром по домам девчонками с ночным заработком, и вы их будете перехватывать… Усек, майор!.. И я, и вы в прибыли, да и мне путан держать легче, засветившихся у вас…

– Логика есть… думаю, шеф согласится… Только не тяжковато девкам-то будет?..

– Выдюжат кобылы…

– Премиальные по-прежнему – живым товаром… – напомнил представитель правопорядка.

Сборщик мзды было собрался уйти, но Ирма решила выяснить подробности одного происшествия:

– Как там все было, когда на днях девочка выбросилась с десятого этажа?

– Телевизионщики достали, в других городах показывают борьбу с проститутками, а у нас, что, нет проблемы… Вышли на самого начальника УВД. Пришлось выбирать, какой салон спалить…

– Ну я-то знаю, как это вы выбирали жертву: кто меньше откуп дал…

– Ментура тоже в образе времени, если раньше мы были самыми читающими, – развел майор руки по сторонам, – то сейчас самые торгующие…

– Значит, приехали вы скопом в ту фирму…

– Ну и телевизионщики давай проституток снимать. Девки со стажем сразу же, чтобы родные, знакомые не узнали, лица полотенцами, подушками прикрыли. Самая молоденькая и самая новенькая растерялась. Когда опомнилась, выбежала на балкон и сиганула… и сразу насмерть…

– Надо было ей с собой и этого с камерой… наверняка не раз пользовался услугами девчонок…

Рабочий день проституток в офисе начался с «разбора полетов».

– Я получила от клиента жалобу на Христину, – начала хозяйка борделя, – на заказе одно треплется по мобильнику… Предупреждаю всех: посажу каждую на отработку! А теперь покажите ногти на руках… Сейчас же подстричь на х…! А ты, Христина, за болтовню и за порыв презерватива штрафуешься десятидневной отработкой, будешь обслуживать крышующих нас ментов…

– Это сущая ложь! – возмутилась обвиненная. – Я всегда выключаю трубку прежде чем войти в квартиру… Когда звонишь мне в такие моменты, сама же слышишь: «Абонент временно недоступен»… А где у меня ногти – их почти нет…

– Дыма без огня не бывает… и «почти» не означает «нет»… – Будешь перечить – увеличу срок бесплатной отработки!..

– Увеличивай себе, а я покидаю фирму!

– Один суд ты уже проиграла, не выиграешь и когда будут лишать материнства за проституцию, в ментовке не раз засвечена…  На сегодня отстраняю от работы, прикинь хорошенько, если не хочешь, чтобы детей забрали в детдом, стоит ли бунтовать…

Домой Христина возвращалась пешком. Обида душила, не хватало воздуха. На днях она проиграла в суде. В магазине, где работала, стало известно о ее темном прошлом. Анвар, так звали хозяина, не раз домогался красивой блондинки. А когда увольнялась, прилюдно ухватил за ягодицы. Христина влепила тому пощечину и только потом сообразила, что поступила опрометчиво. И ей не выплатили зарплату почти за два месяца – приписали недостачу. Она попыталась отстоять свои права в суде: «Почему именно я виновата и никто другой?.. Где свидетели моей кражи?.. Была ли я проституткой, какое это имеет отношение к делу?..»

Нет нынче уваженья, восторга и почитания современной «Фрине». В отличие от воспевания гетер путанам досталась одна хула. Мораль жестока. Во все века самец – герой! – прародитель порока. Называющийся «Ваша честь!» (с похотью в глазах) заранее предопределил: «Виновата проститутка.»

Христине вдруг захотелось взять бутылку водки и выпить ее до дна, но тут же передумала:

«Кому они нужны, пьяные слезы…».

День потускнел, вот и от зари осталась бледная полоска. Возвращающиеся с полей птичьи стаи покрыли кроны деревьев черными роями, наводящими тоску. На дорогах исчезли автомобильные пробки. Экономя электроэнергию, на столбах зажглись осветительные фонари несколько позже обычного.

Христина догадывалась, кто ее оболгал насчет трепа по мобильнику и про порыв предохранительного средства:

«Вот же привязался, упырь…».

Она вспомнила семинариста, догнавшего ее по пути на остановку. Два «не могу» светились в его глазах: «Не могу без тебя» и «Не могу жениться». И недавно, когда отказала ему в салоне, в зловещем взгляде священника увидела: «Смогу сломить!»

«А сломить несчастную проститутку ума не надо… и не повесишься, как мамка, на кого детей…».

Что сбилась с пути, Христина заметила, когда узнала церковь, в которой некогда пела на клиросе. Хотела зайти поставить свечку, но неведомая сила будто сковала ноги, и она стала креститься небу:

– Господи, ну почему так, где суд – там несправедливость, где храм – там разврат…  Пресвятая Богоматерь, Царица неба и земли, помоги мне, грешной, найти то святое место, где душа и тело очистились бы от скверны…

VII

       После вечерней службы пожилая женщина закрыла свечной ящик, ее муж пономарь потушил лампады, догорающие свечи, выключил электроосвещение в церкви и они ушли домой. В храме находился лишь настоятель отец Филарет. Долгое время протоиерей оставался безмолвным посреди алтаря. Высокий и сухопарый стоял с открытой головой в подряснике, с распятьем на шее, его руки были крестообразно сложены на груди. Перед иконами Спасителя и Божией Матери горели свечи. Горькие мысли мучили священнослужителя. Из головы не выходило недавнее согласование цен на церковные требы:

«Ну почему, мы с матушкой остались одни, никто более не попытался восстать против алчности? Почему в священнослужители проникают люди корыстные?..  Почему, когда в стране велась борьба с религией, нравственность народа была выше?.. Не было такого стяжательства, женщины не курили, девушки в основном из школы выходили целомудренными… Почему сейчас, когда власть поддерживает веру, помогает открывать храмы, государство повернулось к Богу, мы столкнулись с разбоями, беспризорничеством, насилием, развратом, в школах девчонки курят больше ребят, а от матов хоть уши затыкай?.. Почему молодежь приходит в церковь как на тусовку?.. Почему даже в селах существует продажная любовь? Почему после разрушения единого государства мы идем тропою диавола?..»

В его памяти свежа сегодняшняя исповедь: две девицы лет 18-ти (от коих разило пивом) явно прикалывались: одна вопрошала, не грех ли курить кальян? А вторая хотела узнать специальную молитву против чесания у нее в одном месте…

От таких переживаний у протоиерея покалывало сердце, на глаза наворачивались слезы, губы повторяли одно и то же слово: «Почему?»

Вот седая голова отца Филарета с узкой бородой встряхнулась, и священник стал креститься:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного! Не дай впасть в отчаяние и уныние, видя, как демон в обители Отца нашего сеет скверну, развлекает умы праздностью и бесплодием, совращает развратом и алчностью… – приложился он губами к распятию, – дай крепости духовной пастве епархиальной, благочинной, приходской не впасть во грех душою и телом, словом, делом, умом и помышлением и всеми чувствами: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием, волею или неволею, ведением или неведением, наставь жить по заповедям Божиим…

Приложась к образу Божией Матери, отец Филарет опустился на колени:

– Пресвятая, Пречистая, Преблагословенная Госпожа Богородица и Приснодева Мария в уделе твоем Божием, в стяжании благодати Духа Святого пролей свет нам, пребывающим во тьме, дай утешение удрученным, пошли силу преодолеть духовное оскудение, греховное падение, тяжкие житейские страдания нам, чадам Божиим, помоги стремлениями приблизиться к Богу, совершенствуя и перевоспитывая себя.

Преблагословенная Царица неба и земли, Пресвятая Богородица, очисти церковь православную от служителей ее корыстолюбивых, стяжателей, завистников, помоги раскаяться, очиститься телесно и духовно пастырям, отступившим от истины всевышней, яви нам грешным живой образ веры пламенящей, молитвы дерзновенной, помоги пребывать нам в благочестии исконно русском…

До самой полночи отец Филарет то стоя, то на коленях страстно клал поклоны, прося помощи у небесных сил в излечении болезней бездуховных.

VIII

      «А ведь есть ход сломить Христину… – развивал в уме отец Вениамин новый план. – Ухвачу ее через бывшего мужа-наркошу… Я же веду благотворительную акцию по борьбе с наркотиками. Его тоже можно включить в группу. Заплачу гипнотизеру, пусть на какое-то время закодирует того от пристрастия, затем настрою против бывшей жены. Подговорю его, чтобы подал в суд иск на Христину на лишение материнства за проституцию. Здесь-то и завладею ею: замну дельце взамен на согласие стать моей содержанкой …».

Священнослужитель сознавал, что, находясь под властью честолюбивого эго, затевает дело небогоугодное: «Так человек уже грешен по своему естеству…». Оправдывал свой порок и тем, что избавит Христину от унизительной продажи тела, что подарит ей свою любовь и нежность… «И тогда она оценит все мое благородство и уже не будет видеть во мне разборовевшего козлобородника и тоже ответит милой сердцу взаимностью…». На память пришел великий роман адмирала Нельсона и леди Гамильтон: «Одноногого, одноглазого полюбила, семейного… воспели, вознесли до немыслимых высот грешных христиан, и рьяной морали невольно пришлось прикусить язык…».

Претворяя свой план в действие, отец Вениамин уже не посещал бордели, дабы какая-то девица публично не узнала в нем служителя церкви, он заказывал тех на съемную однокомнатную квартиру. Наконец подобрался к проститутке, у которой был альфонсом бывший муж Христины.

Снега после оттепели не осталось. Но по-настоящему теплым, безветренным, солнечным, безоблачным в начале февраля выдался всего один день. На следующее утро город накрыл туман, вскоре пошла морось, переходящая то в снег, то в  дождь. Хотя к  ночи осадки и прекратились, но воздух превратился в сплошную сырость. Из-за минусовой температуры образовался гололед, не улицы, а сплошной каток. На деревьях нарастали тяжелые ледяные мускулы. Но за окнами съемной квартиры непогода не мешала интимной ситуации.

Сидя в кресле в махровом халате и тапочках, клиент наполнил хрустальные фужеры вином. Молоденькая проститутка, лет восемнадцати, в таком же кресле по другую сторону столика, после сексуслуги абсолютно голая, с поджатыми под себя ногами, не заставила себя уговаривать выпить спиртное, после чего закурила тонкую сигарету.

– Хочешь вылечиться от наркотиков? – спросил клиент девочку.

– Не знаю, – безразлично ответила та, не отводя глаз от объемной из крокодильей кожи, барсетки:

«Такие святоши в ментуру не бегают… Тысяч пять бы после его отключки вытащить – кайфа дня на два хватит…» – прикинула проститутка. Она вспомнила недавно вытребованный куш в десять тысяч рублей с отца, успешного бизнесмена, прибывшего в командировку в сей город. Прикинула, как это она лихо провернула. А дело было так: в самой крутой гостинице города все проститутки оказались разобранными, и их диспетчерша обратилась в другую интимную фирму с просьбой подбросить девочек. Клиентом оказался ее собственный родитель, которому она и рта не дала раскрыть, сразу пригрозила: если не раскошелится, то она заложит его жене, то есть собственной матери, с которой тоже общение из-за проституции и наркомании было прервано. Кайфа хватило почти на неделю, и теперь вот снова любой ценой нужно было разжиться деньгами.

– Ты не ответила, хочешь ли избавиться от пагубного пристрастия? – переспросил клиент путану.

– Я уже ответила, что не знаю…

– А кто знает?

– Ну-у, если этого же захочет мой парень…

– Это тот, у которого сейчас жена тоже девочка по вызову?

– Да. Только я ее не видела… она в другой фирме… А откуда вы знаете про то?

– Я экстрасенс…

– Да не пи… я знаю, кто ты… ты поп. Вспомни случай, когда мы у вас с подружкой исповедовались, она еще смутилась, узнав в вас вчерашнего клиента: «Ну, вы знаете мой грех…» – тогда еще сказала…

– Я на самом деле занимаюсь лечением от наркозависимости, уже три группы набрали. Привлекаю лучших психологов, гипнотизеров…

– Побазарю с Коляном… – уклончиво ответила проститутка, более заинтересованная барсеткой клиента. Она ему уже дважды подсыпала клофелин в вино:

«Ну когда же эту козлобородую тушу вырубит?..»

После ухода проститутки отец Вениамин тоже собрался восвояси. Надел на голову скуфейку, массивное тело облек рясой с крестом – что служило своеобразным пропуском для гаишников. Видя за рулем священников, они, как правило, не останавливали тех.

До станицы ехал ужасно долго. Не дорога, а сплошной гололед. Обледенелые ветви деревьев с обочины свисали прямо на проезжую часть. Особенно пострадали тополя, местами поломанные ветки вперемежку с осыпавшимся льдом заставляли выезжать на встречную полосу. Мешал густой туман и жутко клонило в сон. Только к утру с трудом добравшись до церковного подворья, обнаружил, что ключи от ворот с собой не взял. Набрал по мобильнику жену.

– Полуночникам не открываю! – отрезала та.

Отец Вениамин решился перелезть через обледенелый забор, но сорвался, зацепившись за штакет рясой. Вяло подергавшись, он впал в «отключку» от двойной дозы клофелина. Отдать богу душу самораспятому на штакете не дали шедшие на ферму доярки.

IX

       Два электрических фонаря на металлических столбах, выкрашенных серебряной краской, освещали площадку около сауны. Тени от деревьев напоминали картографическое изображение рек, путей сообщения. В сетке, ограждающей овраг, трепыхались листья дикого винограда, по осени багровые, а теперь серые. Выше в голых акациях полиэтиленовые мешочки, схваченные иголками, надували чумазые щеки, строили гримасы. Вдоль ограждения на скользком асфальте стояло несколько легковых машин и три такси с проститутками.

Клиентов, заказывающих девочек, не было. Экономический кризис ударил и по этому бизнесу. Водители такси не включали двигатели, и девчонки явно мерзли. «Их не трахают, а мы должны бесплатно жечь бензин…» – позиция у шоферов тоже подчинена требованиям рынка. Христина с утра провозилась с детьми, проснулась позже обычного. После ванны, из-за поломавшегося фена, голову не успела высушить и сейчас жалела, что не догадалась сунуть в сумочку платок.

Наконец появился первый клиент. По его желанию девчонки построились около своих машин, одетые явно не по погоде: в капроновые чулочки, короткие юбчонки, куртки на-распашку, выказывали глубокие декольте (в данном промысле живой товар требует особой демонстрации). Мужчина с огромным животом и заплывшим подбородком выбрал самую молодую девицу около красной «Нивы»…

– Да-а, нынешний кризис покажет, – проговорила коротко стриженная шатенка за спиной водителя, – самому импотентному и самому вонючему сморчку будешь рад…

– А как это, б.., мерзко, возбуждать мухомора, – ввернув матерное словцо, сказала Христина, – да еще когда от того разит, словно от параши: объясняй не объясняй, что мы не целуемся, а он лезет со своими слюнями: за что заплатил? Так и подмывает ответить: за твой реанимированный висяк надо втройне брать…

– Дура ты, Христинка, такому бобру отказала, – сказала одна из девиц, – поживала бы содержанкой припеваючи…

– Нет уж, лучше хоть какая-то свобода… – возразила мерзнущая блондинка.

Она вспомнила упомянутого клиента:

«Добрый, культурный, генерал, депутат областной думы… По-настоящему понимает и жалеет меня. Даже любит…».

Да и самой ей он небезразличен, в отличие от других клиентов, секс с которыми такая же работа, что сварить борщ или помыть полы, изображая при этом страсть, как это называют девчонки на профессиональном сленге: «врубить фанеру». Проституция убивает в женщине темперамент, и девочки, когда у них появляются любовники, «заводятся» в аномальных условиях (на подоконнике многоэтажки, на жестком полу с рассыпанным горохом или прибегают к мазохизму, каждая пытается воскреснуть по-своему). Христина тоже считала, что как женщина померкла, но с Аристократовым она страстна. Каких-либо серьезных отношений у них не предвидится, ее он заказывает на съемную квартиру: «Одного слова “проститутка” боится, как черт ладана. Спасибо и на том, что выручает, когда поступает на фирму заявка от какого-нибудь урода, тогда по моему звонку срочно заказывает меня…».

Христина уже дважды выходила на скользкий асфальт напоказ, но их «волжанке» не везло. Мороз и ветер усилились, водители такси ушли греться в предбанник сауны, путанам  без надобности путь туда заказан, и они грелись, прижимаясь друг к дружке. Христина сидела одна на переднем сиденье и руками терла ноги.

Часов около десяти вечера напротив трех такси остановилась черная «бэха». Над приспущенным дверным стеклом показалась бритая голова. Не вынимая изо рта сигары, бритый дал знак девчонкам построиться. Чванливо оглядев из кабины все три группки ежившихся от холода сексапильных девчонок, велел им расстегнуть сапоги и отвернуть вниз голенища:

– Вдруг у вас ноги кривые или волосатые и это не понравится моему венику… его надо донести до двери сауны… Выбираю тебя, Барби… плачу стольник…

– Засунь его себе в задницу! – раздраженно выпалила Христина. От данной издевки она не успокоилась и в машине:

«И терпит же свет таких х…» – и тут она поймала себя на мысли, что и думая стала применять ненормативную лексику. Мат она употребляла намеренно, дабы не выглядеть белой вороной среди других проституток, в отличие от которых она не курила, а чтобы те не допекали с этим, отвечала: «Не пью, не курю – здоровенькой помру!»

«Поматюкалась за компанию – и хватит!» – решительно зареклась Христина.

Деревья обрастали льдом, становились словно хрустальными, но их великолепие было ложным, сродни изяществу путан. Обросшие ледяным панцирем, они не выносили тяжести, ломались. Увесистая ветка упала на крышу «бэхи». Водитель «волжанки», осмотрев покореженную крышу иномарки и треснувшее лобовое стекло с наклеенными карточками, вернулся в холодную машину:

– Страховка у него только от ДТП.

– Так и надо уроду! – бросила одна из девиц.

Христину все чаще и чаще донимали насморк с кашлем. В полночь почувствовала, что появился жар с ознобом, при кашле в груди стало колоть будто иголками …

Вызванная братом скорая помощь увезла ее утром в больницу.

Масленица была испорчена погодой. Неожиданно теплый солнечный день к ночи был уже дождливым, и вскоре бухнул снег. Но на другой день дождь снова вернулся и превратил белый покров в сплошное месиво. Затем от плюсовой температуры все улицы наполнились водой, по дорогам текли настоящие реки. Туман сменила белая крупа… Не циклон, а какая-то гремучая смесь. Прекратил это безобразие морозец, высушил местность.

Солнечно, но комфорта не чувствуется. Вроде и ветра особого нет, а пронизывает насквозь.

Кто не ощущал этой зябкости на церковном подворье, так это Домна.

– Нехристи проклятые, коммуняки недодохшие! Чернь голодраная!.. – выла, проклинала, бубнила себе под нос она (теперь уже бывшая попадья). – И нашлась же лярва с фотомобильником… а этим писакам только дай повод для сенсации… такое устроили, подрисовали висящему на заборе батюшке в одном кармане бутылку водки, в другом сигареты…

Загружая в фуру домашнюю утварь, она постоянно натыкалась на людей, и когда из ее рук падали вазы, тарелки, она кричала на грузчиков:

– Осторожно, ироды!

Отлученный архиереем от священнослужения отец Вениамин в подряснике без креста молча выносил из дома вещи, пыхтел и рукавом постоянно смахивал с жирного лица пот. Высокий, с окладистой бородой новый настоятель храма ждал разгрузки «КамАЗа» с прицепом, ежась от сквозняка, прохаживался вокруг часовни. Сочувствие в его серых глазах перебивалось блеском радости: «Вот тебе и непогода… для одного жесть, другому гололед в пользу…».

Послышался гул бензопилы. И вот на землю от раскидистого тополя-осокоря упала массивная ветвь с вечнозеленым шаром омелы. Когда была загружена фура и началась разгрузка «КамАЗа», ствол тополя превратился в чурки. Жена нового священника – крашеная блондинка в песцовой шубе – удовлетворенно перекрестилась. У новой матушки аллергия на тополиный пух, и она заблаговременно расправилась с возмутителем ее здоровья. Домна, видя самодовольную женщину и разбросанные по двору ветви с омелами, набросилась на новую владычицу прихода, царапая ей лицо и выдирая волосы. Когда ее

мужики оттащили, вновь испеченная попадья убежала в церковь и вскоре вернулась на с ведром воды, которой и окатила с ног до головы агрессивную предшественницу, так как придерживалась старых методов воздействия на разум. Леча мужа, детей, ставила банки на спину, накрывала одеялом над чугуном с горячим картофелем, делала кровопускание. Почти у всех прихожан обнаруживала сглаз, порчу и усердно вычитывала их молитвами, что приносило определенный доход…

– Бог вас еще накажет, нехристи убогие!.. Чтоб вы сдохли, коммуняки поскудные…ву-у-у-у, твари подлючные… – надолго запомнился станичникам вой Домны.

X

      Лежа на больничной койке под капельницей, Христина осознала всю катастрофичность сложившегося положения. Клиентов почти не стало: «Такие вот, Барби, делишки…» (так ее зовут в промысле). Почти все проститутки работают с псевдонимами. Христина представлялась клиентам собственным именем: «шила в мешке не утаишь…». А под «Барби» одевалась, красилась, завивала волосы. И это срабатывало: живую женщину-игрушку клиенты чаще других выбирали. В детстве же игрушками были русские куклы-девочки, до шестнадцати лет с ними игралась. Ни на одной дискотеке не побывала, не то чтобы игнорировала, просто в семье не было денег, и заменяла братику мать, когда родительница стала безмужней. Распад Советского Союза трагически отразился и на их семье. Жили они в Казахстане, в городе Ленинске. Отец работал инженером-строителем на космодроме. Все несчастья начались с разрушения единого государства. На Байконуре не то что перестали строить, а и возведенное разрушали, такое мародерство творилось. Жилые дома не отапливались, не подавалась в них вода, газ, недвижимость не продавалась. Чтобы хоть как-то выжить, перебрались в сельский район, в один из совхозов, некогда основанных депортированными немцами. Хозяйство-миллионер пришло в упадок. Немцы уезжали на этническую родину, их добротные дома заселяли казахи. Одни русские уезжали в Россию, другие русаки поселялись в оставленных убогих жилищах. Отец взял в аренду землю, занял деньги и засадил ее арбузами, дынями. Казахи, когда бахчевые созрели, дождались отдачи им данных в долг средств и потребовали с русака еще половину урожая. Отец отказался, и местные националисты в одну из ночей прогнали по бахче стадо скота.Такую трагедию перенести было невозможно: с родителем случился инсульт. Шло грубое выдавливание русского населения. Будучи склонной к выпивке, мать Христины стала срываться в запои. Чуть поправившись, отец распродал по дешевке казахам мебель, бытовую технику, легковой «жигуль», чтобы перебраться в Россию. Но и здесь никто не ждал переселенцев. Двоюродная отцова тетя позволила семье пожить месяц в летней кухне, а дальше родителям пришлось снимать самые убогие жилища и находить непостоянную работу с низкой зарплатой, которую постоянно задерживали, а то и вообще не выплачивали. Нужда назойливой приживалкой следовала по пятам Христиной семьи. Девушка много читала, вела (ныне немодный) дневник. Не владея ни ямбом, ни хореем, эпиграфом в него вписала: «Как все мечтаю, любви страстной как все желаю.» Об эстрадной карьере не мечтала – голос так, средненький. Но петь нравилось, и она с удовольствием подрабатывала в церковных хорах. Внешне всегда выглядела намного моложе истинного возраста, девушку долго принимали за девочку. Фигуристая, большеглазая, с длинными ресницами, с утонченными чертами лица, среди парней всегда пользовалась вниманием. С поволокой в глазах и глянцевой кожей тела, с пикантной высокой грудью, они в первую очередь видели в ней предмет утехи, а недушевную миловидность. От подобной дисгармонии нередко чувствовала себя оскорбленной сильным полом. Замуж вышла девственницей за одногрупника, больше не по любви, а сколько желая уйти от пьющей родительницы. Запои с годами у той становились все чаще и чаще. С отцом, добивававшимся российского гражданства у «адвокатов дьявола» (так он звал чиновничью взяткорать), повторно случился инсульт, после чего он умер. Христина тогда училась в шестом классе. У матери уже был хахаль, тоже алкоголик, к нему и переехали жить. Не один раз она кочевала от мужика к мужику. У нее появился еще сын (тогда генетические пробы не существовали и установить отцовство не представлялось возможным), подать на алименты было не на кого. Учеба в школе Христине давалась легко, успешно поступила и в институт на психолога.  На третьем курсе, будучи беременной, перевелась на заочное отделение. Первой родилась дочка. После института вместе с мужем работали психологами в МЧС. Прописаны были в селе у свекрови, а жили в городе, снимали времянку из небольших двух комнат без удобств. Супруг тоже оказался любителем спиртного, но, так сказать, в пределах терпимого. Когда ходила беременной сыном, он пристрастился к наркотикам. Сделать аборт было поздно, и вообще, Христина любила детей и мечтала, чтобы их было трое. С работы мужа выгнали, и он стал продавать все, что попадалось под руку: домашнюю утварь, вещи жены, детей… Развелась. За неуплату жилья и пьяные сборища мать выдворили из квартиры, и она оказалась с братом на улице. Приютив их, Христина, чтобы хоть как-то поправить материальное положение, хотела продать собственную почку. Врачи из МЧС растолковали утопичность затеи: официально торговля органами запрещена. Криминальным путем (если такое существует) донор мало поимеет на этом. Основная прибыль останется у дельцов. И уловок, сбивающих цену, полно: дорого взяли за анализы, при изъятии органа, мол, пришлось непредвиденно пригласить специалиста редчайшей профессии… Всю ночь Христина проплакала в подушку, выбирая стезю проститутки. В фирме, куда она пришла, сутенерша в качестве испытания на профпригодность послала новенькую в аптеку купить для всего салона презервативы. От стыда, на подкашивающихся ногах Христина дошла до злополучной аптеки:

«Живя с мужем-то сроду сама не покупала, стеснялась… А тут во все глаза будут рассматривать проститутку…».

Да так и вернулась ни с чем в офис.

– Пошла на х… отсюда! – под усмешки и ухмылки прожженных жриц любви послала

«мамка» новенькую.

В следующем притоне только через месяц работы была послана за предохранительным товаром. Хотя уже была птицей обстрелянной, а все равно стеснялась. Прибегла к хитрости: сказала, что тоже работает в аптеке и у них закончились «резинки» и по этому поводу мужчины проявляют недовольство.

Первый клиент… Этот момент Христине сроду не забыть. До ужаса мерзким тот показался: плюгавенький, со сглаженным подбородком, не глаза, а плошки, и такие похотливые…

«Только бы не меня…» – тошнило её, и она никак не могла понять, почему девки с такой ревностью позавидовали ей. Выбирали красавицу Христину намного чаще других. Путаны-конкурентки мстили ей. Рвали как бы невзначай колготки, пачкали помадой, прожигали сигаретами одежду, крали из сумочки заработанные деньги. Приспособилась и к этому: уступала девкам клиентов, покуда сама не стала в числе старожилов салона. Текучка кадров в секс-индустрии постоянная.

Мать недели через три заподозрила, каким ремеслом содержит их дочь. Надеясь развеять предположение, набрала ее по телефону. Сухой голос подтвердил действительность:

«Абонент временно недоступен».

Она тоже проплакала всю ночь, а утром повесилась.

Заработок в интимпромысле от 30 до 50 тысяч рублей в месяц позволил Христине снять на окраине города благоустроенный дом с четырьмя жилыми комнатами с месячной оплатой в 7 тыс. р. Еще через полгода устроила детей в садик. За год сумела накопить 100 тысяч и ушла с порочной работы. Устроилась продавцом в продовольственный магазин с обещанной зарплатой в 12 тысяч, а с учетом недостач более 8-9 не получалось. Зимой дети часто болели, городской прописки у них не было, и медики драли три шкуры. Стоимость съема дома тоже подскочила, возросла и плата в художественной школе у брата Толика. В детском садике детей стали унижать другие дети, тыкая: «Твоя мама б..!» Как-то пятилетняя Оксанка и трехлетний Сережка остановились в раскрытых дверях кухни. Брат ткнул рукой сестренку, но та в свою очередь шепнула ему на ухо: «Ты спроси…». Набрав в грудь побольше воздуха, мальчик собрался с духом:

– Мам, а ты правда была шелушкой (вместо шлюшкой)?

Выручил Толик:

– Вот пойдете в школу, тогда я вам все объясню… Мама у вас самая лучшая на свете!..

Христина почувствовала, откуда это веяние. Бывших проституток не бывает, клеймо на всю жизнь. Насторожилась. Интуиция не подвела. Заведующая садиком стала угрожать отчислением детей. Мать попыталась доказать, что она продавец, но та даже трудовую и медицинскую книжки не стала смотреть. Опять пришлось дать взятку. Накопленных денег скоро не осталась. Пришлось снова возвращаться на панель.

«А теперь и тут не стало заработка…» – шла голова кругом у Христины.

После двух суток, проведенных в больнице, она почувствовала себя несколько лучше. Написала заявление, чтобы ей разрешили по семейным обстоятельствам ночевать дома. На деле отправлялась на интимную работу. В одно утро, получая назначенные таблетки, она увидела около стола процедурной медсестры Петра – мужа Нинели. Его только что перевели в терапевтическое отделение из реанимации. Вторично встретились после обеда на прогулке, где каждый поведал свою историю.

– Не холодно? – спросила Христина Петра, одетого в спортивный костюм, легкую синтетическую куртку и в летние кроссовки, – продует без шапки-то.

– Пусть мозги проветрятся, – ответил мужчина, но все-таки натянул на голову капюшон куртки, – главное, чтобы ноги были в тепле, мать принесла связанные шерстяные носки…

– С лекарствами есть проблемы?

– Лечащая сказала, что надо бы проколоть ???????, но его в больнице не бывает, а у мамы пенсия не скоро… к жене обращаться не буду… Как-нибудь обойдусь, уже хожу…

К больнице на склоне горы примыкал лесной массив. Дубы, ясени, клены, акации чернели своей наготою, на земле же сплошь бело, в отличие от городских улиц снег здесь чисто белый, хотя и слежавшийся тонким слоем. Тротуары, заасфальтированные дорожки посыпаны песком, а вот на тропинках скользко.

Петр постоянно бросал взгляды на Христину, одетую в шубку (под леопарда) и в такие же пятнистые сапоги выше колен поверх синих джинсов, смотрел на ее гладкое лицо с румянами на щечках, и все чаще его глаза встречались с ее раскосо-большими, то задумчивыми, то вдруг нежными… Что-то теплое и близкое ощущалось ему в этой красивой женщине, униженной, но не сломленной.

Петр снова на скользком спуске подал руку Христине и не выпускал ее горячей ладони из своей до самого асфальта. И она подушечками пальцев ощущала его ласковое биение крови…

ХI

       До работы Христина заехала домой повидаться с семьей. Выйдя из маршрутки, точнее, увидев автобус, она задержалась на остановке. Первым из него вышел брат Толик и помог спрыгнуть на асфальт Сережке, который подал руку своей старшей сестре.

«Джентльмен! – оценила она. – Так, билетик брошен в урну, по газону не пошли…».

– Мам! Мамочка! – бросились целоваться дети.

– Привет, Христинка! – поздоровался Толик. Спросил: – Сколько время?

– А как правильно, брат?

– Сколько времени?

Христина осмотрела детей. У пятнадцатилетнего Толика кроссовки, джинсы были в порядке, куртка, хотя и не затасканная, но стала коротковатой: «Парень растет… Комбинезончик, ботинки, шапочка и шарфик у моей принцессы в норме… А вот у Сережки пуховичок надо простирнуть…».

Дома после ванны Христина позвонила по мобильному телефону своему постоянному клиенту:

– Андрей Яковлевич, пожалуйста, закажите меня сегодня… я вам деньги верну… – зная наперед, что не только не возьмет, а еще и предложит в качестве материальной помощи энную сумму, от которой она тоже откажется.

Обычно генерал ее заказывал, чтобы она у него в этот день была первой. Сегодня он был занят до позднего вечера.

«Христиночка, милое существо… как бы я желал, чтобы ты была всегда рядом…Самое прекрасное, что может быть  в мире – это ты – ты моя вселенная!.. – предвкушая встречу с желанной женщиной, он представил ее тонкие белые руки, несколько раскосые, но совсем не распутные глаза с длинными ресницами, лицо с утонченными чертами, ее легкую походку, бархатный голос… – Кто придумал эти самые устои общества, которые не позволяют связать свою жизнь с женщиной, вынужденной торговать своим телом, с женщиной, спасшей от суицида…».

Был такой момент в судьбе Андрея Яковлевича Аристократова, когда его карьерная лестница круто пошла вверх и он закрутил роман с красивенькой девицей, имиджмейкером из своего предвыборного штаба. Да так увлекся, что развелся с женой. Второй брак продлился одиннадцать лет. И вдруг красавица жена, забрав десятилетнего сына, сбежала с молодым преуспевающим бизнесменом из Москвы. Пятидесятилетний Андрей Яковлевич, такой волевой, преодолевающий все тяготы на свете, такого удара судьбы не мог перенести. Тогда ему виделся единственный выход – самоубийство. Суицид намеревался осуществить во время секса с проституткой, так сказать отомстить женскому полу за продажность. Христина словно почувствовала роковой настрой клиента, попросила того продлить ее до утра. И две страдающие души в ту ночь потеплели, сблизились. Андрею Яковлевичу кого только не предлагали в жены, и ни одна кандидатка не была такой желанной, как Христина. Больше всего подкупала ее бескорыстность. Окажись в такой ситуации, как Христина, его сбежавшая жена от предложения стать содержанкой уж никак бы не отказалась, и, словно помпа, качала бы бабки из старпера. Он много раз пытался вообразить свою жизнь со своей спасительницей. И в ответ представлялась реакция в обществе: «Аристократов женился на проститутке…».

«Ну почему вступать в брак с баядерками не считалось делом зазорным, – вопросы без ответа терзали сознание генерала, – почему иметь связь с путаной не безнравственно, а вот жениться на ней аморально?.. А может, у меня просто не хватает мужества?..»

Не объясняя брезгливому клиенту о происшедшей связи с мужчиной, Христина  достала из тумбочки салфетку и, смочив ее спиртом, протерла шею, грудь…

– Ну а теперь рассказывай, что у тебя стряслось? – спросил высокопоставленный чиновник, накидывая на волосатое тело халат.

– Помогите устроить на работу одного человека… коммуникабельный, креативный: социолог, работал логистом, менеджером, заместителем гендиректора…

– Любовник?

– Никак нет, товарищ генерал, в моей ситуации только этого не хватает… муж одной знакомой. Потерял работу, ну и из-за дрязг в семье прихватило сердце… В больнице встретились… Он порядочный человек, не подведет… – говорила она, боясь, как бы голос не выдал нечто более обычной просьбы.

Утром Христина передала Петру купленные ему лекарственные препараты и визитную карточку депутата областной думы:

– В городской думе было сокращение, но там восстанавливают вакансию второго помощника председателя, удачи я тебе не желаю, сама на нее не уповаю – птица скользкая, а вот успеха – от всего сердца…

В этот же день Петр встретился с хозяином визитной карточки. Вопрос приема на работу в подотчетную Андрею Яковлевичу гордуму решился положительно. Вечером он вернулся в больницу с букетом цветов. Но Христина, не долечившись, выписалась. Тогда он попросил у дежурного врача номер ее телефона и, не откладывая, набрал на мобильнике продиктованные цифры. Лишенный эмоций голос ответил:

«Абонент временно недоступен».

XII

     Облик Христины не покидал Петра.

«Неужели нельзя ее вырвать из этого унизительного промысла???» Где б ни находился: на новой работе, живя у матери, всюду представлял эту женщину, ощущал ее рядом, шедшую по тому больничному лесу, чувствовал тепло ее руки… Воображение уже не подчинялось разуму, и он невольно представлял свою дальнейшую жизнь связанной с ней. И на удивление себе, его вовсе не смущало, не пугало, что она женщина с панели, наоборот, ее, оскорбленную, хотелось окружить заботой и нежностью. Однако на смену нахлынувшему чувству приходили неразрешимые вопросы:

«С Нинель хоть сейчас развелся бы, а вот как жить без дочки, и чем Линочка виновата, что не будет папы?.. Ведь ей в этом году в школу…».

Петра тянуло к дочке, и он, находясь у матери, с Линой виделся в детском садике. Уходил всегда со слезами от детского вопроса: «Папа, ты скоро домой придешь?» И не возвращался в семью, не мог простить жене не самого доведения его до инфаркта, а больше ее посещения больницы:

«Не захотела меня дождаться с прогулки, найти на территории, ткнула буфетчице передачку и смылась…».

Петру не спится. Мешает вовсе не храп матери, которая укрылась по шею одеялом на кровати перпендикулярно его дивану. Бессонница. Мучают мысли о дочурке, Христина не выходит из головы. Вдруг озарение:

«Кажется, выход есть!.. Отец Филарет с матушкой Ириной могут помочь несчастной…». Идея обратиться за помощью к праведнику захватывает Петра настолько, что он уже не сомневается в положительном разрешении ситуации.

Интуиция не подводит, как только он в субботу оказывается в доме священнослужителя.

– Говоришь, у нее братец школьник, в каком еще он кружке? – потчуя обедом посетителя, уточнил отец Филарет. – Рисованию учится… дело годное, в церкви найдется ему заработок. С местом жительства семье надо подумать…

– Так имеется, – вступила в разговор матушка Ирина, – на днях исполняется 40 дней, как почила Агафьюшка… ее пустыньку никому не определили…

– Пустынькой она называла место, где жила, – пояснил протоиерей. – Малолетство Фроси в детдоме прошло. Выучиться война помешала, совсем девчонкой на ферме коров доить стала да там и прибилась к овдовевшей православной женщине. Боголюбица удочерила ее, к вере наставила, да так привила любовь к Господу Богу, что Фрося избрала стезю инокини, девушкой была пострижена в монашество с именем Агафья.

Хатка из двух небольших комнат и светлицы с иконостасом в наследство ей перешла. До самой пенсии на ферме трудилась. Потом, в перестройку, скотину распродали, большинство построек разобрали, один коровник с дырявой крышей сейчас там в поле, да Агафьина хата с летней кухней, сараем и банькой остались. Свою недвижимость она перед смертью церкви отписала. Дорога рядом, с полчаса езды на маршрутке, что до города, что до нашего села… Как видишь, где детям учиться, проблемы нет. Изъявит Христина желание там поселиться, подремонтировать жилье подсобим, у нас в приютах люди с разными профессиями, газ рядом проходит, воду из родника в дом подвести можно. Работу для житья-бытья найдем, в заброшенный коровник я мечу перевести бездомных собак, вот и пусть кормит, святой родник с купелью там неплохо бы открыть. А коль певчей была, так и в хоре нелишней будет…

– Агафьюшка в конце огорода похоронена, – поведала матушка Ирина, – ее душенька возрадуется, услышав молитвы у могилки, осчастливится, узнав о возродившейся жизни в своей пустыньке. Место под благодатью Божией, намоленное, старица нередко пребывала в затворничестве… Вот и Христинке легче будет очиститься…

Выждав длинную очередь, протоиерей Филарет наконец-таки попал в кабинет к главе районной земельной палаты Донкину, дверь которого постоянно находилась открытой настежь (что демонстрировало: мол, при всеобщей видимости невозможно какое-либо шкурничество).

– Присаживайтесь, святой отец, – указал Донкин на мягкий стул посетителю в черном подряснике и красной скуфейке на голове.

– Я не святой, – поправил священник.

– Мне уже доложили суть вашего вопроса, – начал представитель власти, восседая за огромным дубовым столом в строгом сером костюме с пятнисто-желтым галстуком, – вы насчет наследства Ефросиньи Маланьевой…

– Как-то не по-божьи с наследством получается: недвижимость на нее оформлена, а какой-то Выродов там все сносить собрался.

– Компенсацию за постройки он обязан выплатить, – утвердительно сжал кулачки пухлых ручек чиновник.

– В его хоромах туалет дороже стоит тех незамысловатых построек… Церкви дорого само место, намоленное преподобной Агафьюшкой, мы там хотели святой родник с купелью открыть… Из-за своей малограмотности не приватизировала она землю, но и когда отдавали участок под пруды с коттеджем, согласовать-то передачу землицы по закону с ней должны были.

– Видит Бог, – поднял ручки, закатил глазки к небу на оплывшем жиром лице Донкин, – закон тут не нарушен, в районной газете опубликовано было сообщение о предстоящем согласовании.

– Специально, чтобы лично ее не предупредить…

– Там кроме нее было много и других согласователей, проживающих и не проживающих на местах…

– Агафьюшка, то есть, Ефросинья, она жила по-старинке, на прессу продолжала подписываться… В хатке осталась стопка газет, я уж проверю, было ли доставлено ей сообщение… Так просто церковь от места святого не отступится…

– Попробуйте мирно договориться с Выродовым, – пожал руку представитель власти священнослужителю, – я хоть и некрещеный, но за веру нашенскую горой…

После выхода из кабинета священника к нему подошел невысокий мужчина с шапкой в руке:

– Слышал ваш разговор… Я брат того самого рыбовода – не договоритесь с ним. Нас четверо сыновей, он самый младший, в нем ничего святого, все родительское наследие под себя подгреб. Рыбоводство начинал с несколькими компаньонами и их тоже кинул. Его пытались утопить в пруду и стреляли… только киллера нашли не того… меня бы наняли – не промахнулся!

XIII

       Ресторан «Омут». В вибкабине глава районной земельной палаты и магнат-рыбовод. В зашторенном бархатом от посторонних глаз уединении полумрак, негромко звучит мелодия «латино», обнаженная девица дает приватный стриптиз.

– Ну что, адвокат дьявола, заказываю еще телку?.. – вопрошает Выродов.

– То, что сейчас открою, – осушив из хрусталя рюмку коньяка, чиновник закусывает бутербродом с красной икрой, – не до хотелок станет…

С купюрой под резинкой чулка девица покидает гостей.

– Валяй… – подталкивает Выродов.

– Тогда обыграем сложившуюся ситуацию. Распределяю роли: итак, я надеваю маску  богова истца, тебе же в этой интриге придется побыть в образе дьявола.

– Я, конечно, не святоша, но и покруче меня есть отморозки…

Маска богова истца: – Естественно, тебе не тягаться с теми, кто замутил в перестройку мракобесие – ты их размножившееся производное…

Дьявол: – Ближе к делу!

Маска богова истца: – На участок, где собрался построить еще один содом, положила глаз церковь, святой родник там открыть хотят…

Дьявол: – Пусть для малохольных в другом месте подыщут лужу… Место по закону за мной…

Маска богова истца: – Да, ты подкупил почтальоншу, чтобы не доставила газету богомольной, на ее отсутствии отец Филарет и собирается опротестовать аферу…

Дьявол: – Не получится, может, та хрень, газетой в туалете зад подтерла…

Маска богова истца: – Ты не учел главного, молилка умерла в день выхода объявления, а это прецедент для иска в суд.

Дьявол: – За бабки и судьи станут моими адвокатами.

Маска богова истца: – Филарет – духовник у главы района, губернатора.

Дьявол: – И к ним у меня дорожка протоптана, оба приезжают на пруды порыбачить… А потом есть еще благочинный отец Иоаким – большой любитель поудить в мутной водице, дам команду ему, чтобы остепенил праведника…

Маска богова истца: – Из-за того уродства… ну, когда козлобородник распял себя на заборе, архиерей лишил Иоакима благочиния, теперь он даже не настоятель, а всего лишь рядовой священник.

Дьявол: – Так и владыку можно искусить рыбалкой, будущим там особнячком с камином, с сауной, с девочками…

Маска богова истца: – Опять не до конца проигрываешь ситуацию… Лишить всех козырей может Интернет. Сейчас модно конфликты выбрасывать в виртуальную сеть, а то и писать в ЖЖ премьеру, президенту…

Выродов: – Довольно, маска… а может, ты в натуре, переродился в креониста…

Донкин: – Остаюсь, как и ты, потомком микроба… Не знаю, удастся ли на сей раз вырулить аферу… Я бы, конечно, бабло с тебя взял опосля, да вдруг байда выгорит, а тебя жаба задушит отдать потом – ты ведь кидала с опытом… Как говорится, деньги утром, не прокручу, чтобы ты меня ракам не скормил, верну…

 – …Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Пресвятая Богородица, Заступница святой Руси, ниспошлите свет Духа Святого на Агафьюшкину пустыньку, – стоя на коленях, страстно молились в светелке перед иконостасом в хатке Ефросиньи Маланьевой отец Филарет с матушкой Ириной, – не дайте диаволу осквернить места намоленного, помогите поселиться там рабе Божией Христине, молитвами трепетными очиститься грешной от скверны черной…

Дополнительная информация

• ISBN: 978-5-9901584-5-0
• ББК: 84 (2Рос = Рус) 6 – 44 С18
• Название: Тропа дьявола
• Редакторы: В. Жидков, Н. Свириденко
• Корректоры: Н. Свириденко, Б. Альтус
• Художник: А. Михайлов

Все книги

• ← Такие мы
• Ядовитая проза →